AMEBIX
Остров Скайе: в поисках Барона
рядовой Crimethinc. Мэрлоу
Всеми правдами и неправдами я добрался до Эдинбурга, что в Шотландии. Подробности того путешествия слишком запутанные, чтобы их пересказывать здесь…, так вот, проверяю я как-то неспешно свой и-мэйл в местной библиотеке, и тут припоминаю, что до меня дошёл слух (к тому же из Inside Front) что Барон, главный вокалист печально известных Amebix, переехал на остров Скайе, недалеко от побережья Шотландии. Тут я понимаю, что нахожусь всего в нескольких часах езды от самого Барона! И как же не воспользоваться такой возможностью! Я несколько часов лазал по Интернету, читал старые интервью Amebix, и в конце концов наткнулся на вполне человеческое имя Барона, которого, оказывается, зовут Роб Миллер. Первая зацепка! Тогда, набрав в строке Google слова "Остров Скайе", "Роб Миллер" и "Меч" я отыскал название теперешнего места пребывания Барона, - так ещё и "Кузница Крепость" называется…. так, она специализируется на мечах ручной работы, и никаких современных технологий! Вдруг я понял, что это моя божественная (несмотря на то, что Amebix предпочли бы определение "адская") миссия - достать клинок от Барона.
Оказалось, добраться до Скайе - проще сказать, чем сделать. Стал яростно посылать и-мэйлы Робу Миллеру, пытаясь показаться дружелюбным ценителем мечей (а не сумасшедшим фэном-психопатом Amebix - не хватало ещё выдать себя с потрохами), который так, между делом интересуется, а тот ли это самый Роб Миллер, который пел в Amebix aka Барон. Его ответ подтвердил, что мои поиски попали в самую точку: "Да, это я". Как-то раньше я уже пытался некоторое время разыскивать загадочного Дегси или "Дика", вокалиста Oi Polloi. Когда я впервые попал в Эдинбург, многие мои впечатления откликались в моей голове строчками их замечательных песен, например, "Bash the Fash". Честно говоря, я даже немного расстроился, что мне так и не довелось вместе с Oi Polloi навешать пиздюлей фашистам на улицах. Несмотря на то, что практически каждому человеку, имеющему отношение к довольно маленькой панк-сцене Эдинбурга и хоть малейший намёк на музыкальный талант, довелось принимать участие в Oi Polloi какое-то время, - местопребывание Дегси в данный момент было окутано тайной. Прошёл слух, что он либо живёт в Финляндии вместе с участниками банды Fucktheirsystem, которая является одним из его сайд-проектов (их первая запись вышла под прекрасным названием "Fuck their Fucking System" ! ), и, вполне вероятно, носится на мотоциклах вместе с Народным Фронтом Лапландии, либо изучает гаэльский, древний традиционный язык Шотландии, на острове Скайе. Я представил себе: а вдруг Дегси из Oi Polloi зависает вместе с Бароном? Возможно, на этом всеми заброшенном острове они замышляют записать самую крутую краст-панк пластинку на все времена.
А теперь передо мной возникла проблема - добраться до Скайе. Тогда как очевидно, что летом остров был одним из пунктов назначения туристических маршрутов, зимой, когда всё было глухо, он превращался в заброшенный остров, куда вообще никто не совался. Я только-только приехал в Шотландию, и поэтому у меня были довольно смутные представления о том, как добраться до острова Скайе общественным транспортом. Я даже не знал, вела ли по направлению к нему какая-нибудь дорога, к тому же я потерял атлас! Пока я с жалким видом обдумывал сложившуюся ситуацию в местном антикапиталистическом кофешопе (точнее, несмотря на то, что его хозяин был капиталистической крысой, сотрудники кофешопа позволяли себе такие поразительные вольности в отношении кофе и еды, что это заставило бы гордиться любого агента Crimethinc.), выяснилось, что один из служащих как раз был родом со Скайе! Когда я попросил его описать остров, в ответ он пустился петь оды его горам, и к пущей странности не забыл упомянуть об эльфах. Горы и эльфы! Ещё он дал мне адрес интернет-страницы и расписание парома, который отходит от пристани в Мэлейге, ближайшем к Скайе городе, до которого можно добраться по суше, - и был таков. Видимо, там было ещё что-то вроде моста, по которому даже ходил автобус, но кто же будет добираться до острова на автобусе, если можно отправиться на пароме!
В последнюю минуту я засомневался. Казалось, гораздо более благоразумно отправиться туда весной, когда ходили автобусы и на Скайе всё было открыто. К тому же кто-то говорил, что с юга вроде приближается снежная буря. Но знакомая, которой я рассказал о путешествии, пришла даже в больший восторг, чем я сам, - так что всё же мне пришлось отправиться вместе с ней, я ведь не хотел выбывать из игры. Дорога на Мэлейг была чудесной, и, в то время как мы всё больше и больше отдалялись от Эдинбурга, природа становилась всё более дикой, горы - всё более высокими, а мои предчувствия - всё более грандиозными.
Железнодорожные пути буквально обрывались в Мэлейге, маленьком, сонном рыбацком городке. Я умудрился забыть расписание дома, помнил только, что паром ходит дважды в день, один раз утром и около 5 часов вечером. Когда я взглянул на часы, оказалось, что до парома оставалось всего несколько минут. Мы спрыгнули с поезда и помчались к причалу, и всё ради того, чтобы там, где нас должен был дожидаться паром, быть встреченными лишь широким простором океана. Точно, что-то пошло наперекосяк. Я побежал в офис Calmac Ferry Company спросить, где же паром.
"Паром не ходит по выходным".
Явно дурной знак для начала путешествия.
"И когда же прибудет следующий?"
"В понедельник утром".
Совсем скверно. Последнее, чего я хотел - так это провести уикэнд в собачий холод в маленьком городке северной Шотландии, где я не знал ни одной живой души, да ещё когда я пытаюсь разыскать неуловимого Барона. Тем не менее, нас и Скайе всё ещё разделяли пять миль бушующего океана. И тут наш коллективный бродяжий инстинкт даёт о себе знать: Давай застопим лодку!
Мэлейг - рыбацкий городок, и рыболовецкая пристань оказалась как раз рядом с пустынным причалом для парома. Приближался вечер, и большинство рыбаков уже направлялись по домам. Совсем не уверенные в том, каким конкретно образом нужно стопить лодку (выставить большой палец на причале, что ли?) мы решили поговорить с группой рыбаков, которые как раз вылазили из своей лодки.
"Эй, вы не знаете кого-нибудь, кто отправляется на Скайе?"
"Ага, кто теперь попрётся. Погодка то дерьмовая весь день, и вроде будет ещё хуже. Придётся вам до понедельника подождать. Ну, эта, только если вас Чокнутый Эван не подберёт…"
Правда, этого Эвана поблизости никто не видел. Тут нас охватило отчаяние. Никто даже не слышал наших криков с пристани - большинство рыбаков было в своих лодках. По какой-то счастливой случайности вдруг из неоткуда появился тучный и ужасно усатый мужик, он весело торопился к небольшой лодке. Мы немедленно остановили его и поинтересовались, а не он ли Эван.
"Ну, я Эван".
Мы были спасены! Несмотря на то, что Эван не собирался возвращаться в тот день на Скайе, он, казалось, был впечатлён нашей решительностью, а ещё больше нашим желанием вознаградить его твердой валютой взамен за услугу. В конце концов, после продолжительных размышлений, он согласился взять нас. Он сказал нам ждать посреди скрипучей и ветхой дамбы, ведущей более-менее прямо в океан. Мы вскарабкались на дамбу, и вскоре притащился маленький буксир Old Grimsley. Мы швырнули наши рюкзаки в воздух низко над водой - молились, чтобы они долетели - и запрыгнули в судно. Эван поприветствовал нас на борту, и буксир неустойчиво тронулся с места.
Я был абсолютно не готов к такому путешествию. Эван оказался не каким-то там заурядным человеком, а самым настоящим святым Франциском среди рыбаков, окружённым целой стаей живности. Он прошёл через страшные муки, чтобы вывесить в Скайе табличку, сообщающую о том, что он ищет своего кота Малыша Джимми, - его фотки которого он таскал с собой в кармане. Его славный товарищ Сэмми-чайка с маниакальной настойчивостью делал круги вокруг судна, всё намереваясь примоститься на штурвале, и резко устремлялся вниз на опасном расстоянии от наших голов, - Сэмми следовал за нами на протяжении всего путешествия! В довершение ко всему наш капитан признался, что был не только свидетелем Иеговы, но и бывшим алкоголиком. Дело зашло уж слишком далеко.
Как только мы потеряли сушу из вида, он предложил нам немного кофе. Мы согласились, холодный дождь лил как из ведра. Я быстро набросил мою непромокаемую куртку на рюкзак, чтобы защитить его содержимое от шторма, но было уже слишком поздно, и я только вымок до нитки. Так как капитан был занят тем, что варил кофе на старенькой плитке, припасённой у него в кубрике, а мы едва спасались от Сэмми-чайки, который, похоже, становился всё более голодным и раздражённым, за ходом лодки никто не следил. Тем временем лодка становилась всё менее устойчивой, огромные волны стали заползать на палубу, и я снова промок. Ситуация стала ещё более бредовой, когда Эван попытался подать нам кофе. Лодку сильно трясло, и когда он подобрался к нам достаточно близко, чтобы протянуть кружки с кофе, лодку снова тряхнуло - кофе пролился и обжёг нам руки. В конце концов я ухитрился схватить порцию кофе и тут же плеснул её всю в глотку, я чувствовал, что у меня начинается морская болезнь. Тут Эван начал делиться с нами своими тёмными тайнами, признался в глубокой ненависти к алкоголю, продолжительной привязанности к своему коту, и в том, что он прожил несколько лет подряд в этой вот лодке. Тогда мы обменялись историями о своём опыте жизни в различных транспортных средствах. Ещё Эван горевал, что не может найти подходящую жену, потому что он бедный рыбак, - на что я сказал ему, что моя жизнь в фургоне также создаёт непреодолимые проблемы для романтических отношений. Меня всё ещё интересовало, как сильно он пил, потому что вот наша пьяная лодка едва не опрокинулась несколько раз. Серый туман опустился на судно. Мобильник, который друг одолжил мне "на всякий пожарный", был окончательно "утоплен" из-за солёной морской воды. Да уж, владения Барона смертоносны для любых технологий.
Когда мы всё-таки приблизились к заброшенному острову Скайе, огромная радуга соединила остров и материк, - как будто боги краст-панка подгадали со временем. Должно быть, Барон приложил к этому руку. Эван махнул нам, когда мы взбирались на ещё одну обветшавшую и ненадёжную дамбу, которая вела на берег, где была расположена таинственная деревушка Амадэйл. Продрогшие и мокрые, мы решили попытаться проникнуть в ближайшее тёплое местечко - но все двери были наглухо закрыты! Все магазинчики для туристов, все рестораны (ладно, все два ресторана - всё же это место больше напоминало деревню, а не город), всё было закрыто. Поблизости никого. Наконец показался старик, выгуливающий тощую собаку, и мы спросили его, куда бы нам отправиться, чтобы там было тепло и не заперто. Казалось, он был шокирован тем, что мы приехали на Скайе посреди зимы. Он указал на "Амадэйл Отель", где мы можем согреться и провести ночь. Однако "Амадэйл Отель" оказался таким же загадочным, как, похоже, вообще всё на Скайе. По дороге мы не встретили ни души! Скайе был островом-призраком! Местом, где всякая активность вымирает зимой. Мы всё же вошли в здание отеля, чтобы погреться в фойе. Вдруг странный голос раздался из ниоткуда: "Эй, валите сюда, шары погонять!" Я глянул украдкой за угол и обнаружил, что соседняя комната была баром, набитым пьяными шотландцами.
"Хошшь бырла"?
У меня не было никакого представления о том, что такое "бырло", если честно. Я сообразил, что, если дело происходит в баре, это имеет какое-то отношение к алкоголю, и отказался. Это явно было воспринято как нарушение местных социальных табу, поэтому, когда они предложили снова я, колеблясь, согласился. Забрасывая в глотку порцию подозрительной прозрачной жидкости, я даже не подозревал, что обрекаю мои вкусовые рецепторы на встречу с самым дерьмовым спиртным, какое я когда-нибудь пробовал - "бырло" оказалось даже более поганым, чем сомнительный самогон и "Лунный свет", которые мне довелось пить безрассудной юностью в Северной Каролине. Местные заулыбались, увидев мою реакцию, и тут же предложили ещё. Бар в "Амадэйл Отеле" был действительно очаровательным и потрясающе эгалитарным. Здесь явно не было "бармена" как такового, но каждый из местных, похоже, обносил всех остальных бесконечным количеством "бырла". Прошло какое-то время и бар всё больше становился тем самым местом, где можно зависнуть. Странные потёртые типы один за другим лавировали внутрь бара и причаливали у стойки, болтая на диковинной смеси гаэльского и шотландского, так что я практически ничего не мог расшифровать. Один из самых любопытных типов был древним стариком с тростью, который постоянно насвистывал Джона Дэнвера "Country Road, take me home, to the place I was born…" Он расположил меня к себе тем, что знал слова наизусть. Оказалось, что значительная часть жителей Амадэйла зимой - студенты Гаэльского колледжа, и все они знали Дегси из Oi Polloi, который учил гаэльский на острове Скайе! К сожалению, никто здесь не был в курсе, где зависал Дик в этот уикэнд. Мою знакомую, похоже, довольно таки развезло от "бырла", а когда в ходе беседы обнаружилось, что мы, оказывается, не встречаемся, пузырьки закипающей сексуальной фрустрации мужской части посетителей, попавших в ловушку маленького острова, стали всплывать на поверхность. Огромный мужик начал её лапать, смешивая свои романтические порывы с различными оскорблениями, он называл её "террористкой", разглядел, что она индейского происхождения. К счастью, все остальные в баре были против вопиющего расизма и войны, - вскоре весь бар был втянут в горячий спор, в результате которого моя знакомая легко взяла победу на вербальном фронте над единственным консервативным оппонентом.
Я в перепалку не вмешивался, всё пытался сообразить, где бы нам провести эту ночь. Решил позвонить одному человеку - Джиму Фрэйзеру, который вполне мог разрешить нам остановиться у него. Ещё я был очень голоден, а так как у меня довольно много опыта в этом искусстве - умирать от голода в Америке, - я прихватил с собой кучу чёрствого, а теперь уже и мокрого хлеба. Только я спрятался в углу и начал уминать мои рогалики, как нарисовался огромный мужик и со злостью приказал мне убрать их. Скоро до меня дошло, что это - хозяин отеля, который был, очевидно, расстроен, что я нарушил святость его кухни тем, что притащил с собой чёрствые рогалики. Похоже, настало самое время отправиться в путь и разыскать прибежище Фрэйзера. Когда я вернулся в бар, я услышал крик.
Огромный и пьяный ублюдок-милитарист запрыгнул на мою подругу! Обычно мне удаётся маскировать своё затаённое безумие тонким налётом здравомыслия, но тогда, из-за всех этих историй, когда мои подруги становились жертвами насилия, - а ещё в придачу это моё воспитание в лучших традициях Юга, - я просто лишился рассудка от ярости. Пригодились некоторые навыки джиу-джитсу: моя рука мгновенно скользнула по жирной шее мужика, (а он производил впечатление эдакого борова, гораздо более сильного, чем я), - и буквально в один момент я сдавил ему горло. Он повалился на колени, тут весь бар повскакивал с мест, посетители сгрудились вокруг него, ошеломлённые моим актом насилия. Когда жирный мужик ретировался в ванную, я понял, что, несмотря на мои самые лучшие намерения, я только что выкинул что-то абсолютно социально неприемлемое, и должен покинуть бар немедленно. Все остальные быстро начали извиняться за поведение мужика, но я только улыбнулся: "Думаю, нам пора". Только что нас вышвырнули из единственного тёплого места в Амадэйле, которое мы знали. Через какое-то время мы добрались до Фрэйзера, добродушного пожилого человека, который был неслабо завёрнут на виски и красивых цитатах из Гёте, - он приютил нас за небольшую взятку. Той ночью подруга устроила мне разнос за то, что она считала всё тем же типичным мужским насилием, а я всё просил прощения за мою горячность и быстроту реакции. Честно говоря, я не знал, как мне следовало себя вести в такой ситуации - то есть, анархисты ведь не должны просто так душить людей, которые слишком сильно налегают на их друзей - но что же делать, когда твои друзья столкнулись с физическим насилием? Я улёгся спать совсем больным.
Утром я понял, что у нас начались проблемы. Во-первых, пошёл снег. Во-вторых, кузница Барона находилась где-то между Бродфордом и ещё одной дырой, которая называлась Элгол, это было самое малое пятнадцать миль езды, а автобусы в воскресенье, естественно, не ходили. Наконец, было не похоже на то, что кто-то вообще собирается ехать в ту сторону, и у нас оставалось очень мало шансов словить попутку, - так ведь ещё благодаря моему акту насилия нас вышибли из единственного доступного тёплого места в Амадэйле. Да, это точно была чрезвычайная ситуация. Я нашёл общественный телефон на пристани, где Эван нас ссадил, и позвонил в Эдинбург, моим приятелям из антикапиталистического кофешопа. Потребовалось несколько звонков, чтобы раздобыть номер шеф-повара. Она была приятельницей моего друга из кофешопа, того, который родом со Скайе. Она сказала, мы можем остановиться у неё, и обещала подобрать нас, когда закончит работу. Мы бесцельно бродили сквозь снег и дождь по странным замкам и пустынным паркам (в Скайе полно замков - мы обнаружили два, - и множество прекрасных аллей, но зимой все достопримечательности для туристов закрыты, а местные жители, как и везде, бросают их на произвол судьбы), пока не поняли, что ждать знакомую нашего знакомого бессмысленно, и начали предпринимать попытки выбраться из Амадэйла самостоятельно. Первый же человек, проезжавший мимо, подобрал нас, это был добрый немолодой уже парень. Когда я спросил, знает ли он Барона, оказалось, что не только знает, но иногда даже выпивает с ним, и что Барон - "отличный малый". Правда, он был практически не в курсе тёмного прошлого Барона, знал только, что давным давно Барон точно был в "какой-то рок-группе". Это нас сблизило. Когда мы выехали на дорогу из Амадэйла в Бродфорд, из ниоткуда показалась наша знакомая. Мы лихо сменили авто прямо посреди шоссе - и вскоре разговорились с приятельницей приятеля. Я торопливо пересказывал этой доброй самаритянке свои планы навестить солиста любимой рок-группы и попросить его выковать мне меч. Это немного её позабавило, и она решила, ради прикола, подвести меня к дороге, что вела к его кузнице. Так как уже смеркалось, только чудом я разглядел придорожный щит: "Крепость: Средневековые мечи и кельтские ювелирные изделия" до того, как нам пришлось бы развернуться и, чертыхаясь, ехать обратно. Я был так близко, что, казалось, мог чувствовать запах Барона - смесь машинного масла и крови.
Мы, как, наверное, все посетители острова, вскоре обнаружили, что автостоп - долгая и уважаемая социальная традиция на Скайе. Мы подозревали, причина этого в том, что, если ехать по Скайе зимой (так как туристы вторгаются летом - будьте готовы, возможно, мы наблюдали лишь сезонное явление!), и кто-нибудь стоит на трассе, вы, вероятнее всего, знаете этого человека. А если вы с ним незнакомы, скорее всего, он знает ваших родителей. Когда мы покидали Квилэнс, захватывающие дух горы, на которых Барон строит свой дом, огромная фигура с большим пальцем, устремлённым перпендикулярно в небо, неясно замаячила в дали. Мы притормозили, чтобы его подобрать, и через несколько минут разговора на неразборчивом скайетянском выяснилось, что он был хорошим другом отца нашего водителя, и знал его ещё маленьким!
На заднем дворе дома нашей хозяйки мы приготовили огромную миску яиц и спагетти, чтобы накормить её и соседей по дому. К счастью, я прихватил с собой секретное оружие, котороё я берёг всю дорогу из Эдинбурга в моём переднем кармане - кулёк травы на пятёрку. Да, я осознаю, что, когда выдаю траву за способ заполучить благосклонность от абсолютно незнакомых людей, это чревато обвинением в политическом и моральном компромиссе. Однако в чужой монастырь, то есть на Скайе, - со свои уставом не суйся, а на Скайе траву очень сложно достать: немного найдётся предприимчивых барыг, способных совершить бизнес-поездку в такое далёкое от цивилизации место. Что касается меня, то я чувствовал себя Марко Поло, обменивающим лапшу на отличные специи. Трава была с радостью принята, и вскоре я, моя подруга и разношёрстная компания женщин, временно работающих на Скайе, отправились в паб отметить нашу встречу. Тем временем снег пошёл сильнее, дороги покрылись гололёдом. После бесконечного пути из дымки показался отель, расположенный на одном маленьком островке, прилегающем к Скайе.
Внутри отеля был совершенно другой мир. Как и большинство заведений на Скайе, этот отель можно охарактеризовать как находящийся на границе между капиталистическим предприятием и тем, что я бы назвал "антикапиталистический потлач". Похоже, хозяев мало беспокоило, платил ли кто-нибудь за сэндвичи и пиво, которые передавались из рук в руки. К тому же, мы были единственными посетителями паба. Официантка, подсевшая к нам, всё потчевала сказками о своих приключениях в штатах и огромной любви к музыке кантри. Ей, женщине с острова, который был наполовину деревней, каким то образом удалось побывать во всех тех местах, в которых я, полу-профессиональный бродяга, отметился за последний год. Она даже притащила свои ботинки в стиле кантри, которые выиграла в Нашвиле, и взгромоздила их, не заботясь особо о гигиене, на кухонный стол. Как же, на сцене появляется девица по прозвищу Кэйт "Rock-around-the-clock". Вполне древняя женщина, по крайней мере лет восемьдесят, - она жила в соответствии с этим прозвищем: потягивала виски глоток за глотком, планируя свою следующую поездку в Амстердам, а потом ещё запела: "Rock, Rock, Rock, around the clock…". Похоже, впереди снова была ночка ещё та.
Следующим утром я проснулся с ужасной головной болью. Когда я, спотыкаясь, спускался вниз по лестнице и выглянул в окно… всё, что я смог равзглядеть - это огромный шквал снега. Снежная буря всё-таки разразилась. То есть, она не разразилась, она как раз бушевала. Я застрял в снегу в отдалённом доме, полном людей, которых я едва знал, и моя единственная подруга, которая сперва очень вежливо назвала повод для этого путешествия просто сумасшедшим, теперь начала намекать, что сомневается в моей способности мыслить логически. Вскоре все девицы, что были в доме, столпились вокруг телевизора, и, к моему ужасу и их восхищению, в новостях сообщили, что практически всё было заблокировано снегом. Я издал безмолвный крик - теперь то я точно никогда не увижу Барона. В ужасе я выбежал из дома - снег лежал на хороший фут, а то и два, - и взбежал на холм. Все дороги точно занесло снегом. С бессмысленной яростью я совершил марш-бросок на несколько миль вперёд, пока не добрался до главной дороги, которая была покрыта льдом, но казалась всё же пригодной для езды. Не видно ни одной машины.
Я, волоча ноги, вернулся в наш заваленный снегом дом, чтобы осуществить следующий пункт своего плана… я позвал Барона. И голос ответил, но это был не Барон, а мужчина, о котором я знал только, что его зовут Гас. Он сообщил, что по утрам Барон подвозит своих детей в школу и ссаживает их прямо вот тут вот! Однако из-за сильной снежной бури занятия в школе отменили, и он скорее всего был в кузнице. Если Барон может мужественно встретить эту бурю, то и я смогу! Когда я сказал об этом подруге, она начала открыто сомневаться, в здравом ли я уме. Она напомнила, что последний паром назад на материк отходит в пять, поэтому, если я отправлюсь повидать Барона, то просто не успею вернуться - был уже полдень. Хотя это и был веский довод, я никогда раньше не позволял себе останавливаться перед вескими доводами. Я почувствовал себя ужасно виноватым, когда понял, что пришло время нам разделиться, и ей придётся одной ехать стопом в Амадэйл, чтобы сесть на паром - и останавливаться в баре, где я чуть не придушил того чувака всего несколько ночей назад! Кто знает, на что ещё эти местные способны. И всё равно, иногда надо либо выходить на дорогу, либо возвращаться домой с поджатым хвостом. Это значит, что у меня был единственный выход - отправиться в путь.
Вот я и стою с вздёрнутым большим пальцем, за спиной огромный рюкзак, полный мокрых, а теперь, наверное, замёрзших рогаликов. Так как шоссе было покрыто льдом, не стоило надеяться на то, что кто-нибудь подберёт меня в ближайшее время. Тогда я пошёл. Где-то часа полтора я плёлся по краю обледеневшей, а потому опасной, но всё же не полностью покрытой снегом дороги. Когда комья снега стали ещё сильней колотить по мне, я расслышал вдали знакомые звуки… автомобиля. Смотри! - это оказался SUV, который протащился мимо. Парень приятной наружности, либо стареющий яппи, либо опустившийся аристократ с английским акцентом (очень сильно отличавшимся от тех разнообразных шотландско-гаэльских акцентов, которые я до сих пор встречал здесь) сказал мне запрыгивать. Вскоре мой спаситель и его жена, тоже элегантная англичанка, везли меня прямо в Бродфорд. Я впечатлил их своими байками о потерявшемся на Скайе американце, и о глубокой любви к красотам природы (всё время аккуратно маскируя наши явно противоположные позиции в рамках классовой борьбы), а они трепались о фотографии, приближающейся войне в Ираке и о Скайе. Как любая хорошая парочка буржуев, они не могли допустить, чтобы фут, а то и два снега, или обледеневшая дорога помешали им заняться шоппингом, - так что они высадили меня в Бродфорде рядом с местной бакалейной лавкой. Я побрёл по направлению к Элголу, время от времени выставляя большой палец. Через хороших полчаса я снова услышал за спиной рёв SUV'а. Снова показались мои спасители-яппи, и они притормозили. Должно быть, я произвёл хорошее впечатление.
Я рассказал им о Бароне (не о той части его жизни, когда он был вокалистом краст-панк банды, а о той, в которой он был кузнецом). Это тотчас привело их в восторг, так как они жили на этом острове уже несколько лет, но ни разу о нём не слышали. Они как раз подыскивают, что бы подарить каким-то родственникам-американцам, - а что может быть лучше, чем украшения ручной работы! Теперь, когда я окончательно очаровал моих хозяев, их вездеход мчался по горным дорогам, проложенным специально для смельчаков, бросающих вызов смерти, - время от времени объезжая овец-самоубийц. Горы становились всё выше, шёл густой снег, количество овец росло, а мир дичал. В этих едва уловимых переменах я ощутил присутствие Барона. Через какое-то время я уже смог разглядеть вдали на склоне горы странное каменное здание, это была "Крепость", кузница самого Барона. Мы затормозили у не внушающей доверия обнесённой стеной дороги, и, пробравшись сквозь ворота, я вошёл в обитель самого Барона.
Внутри здания был огромный средневековый зал, вполне можно было представить себе викингов, пирующих здесь после того, как они без малейшей жалости разграбили монастырь и насадили на вертела монахов. На стенах были развешаны скрещённые мечи, кольчуга и средневековые шлемы. Стоило мне приглядеться, и в темноте показалось вытянутое и измождённое, но почему-то знакомое лицо. Барон.
Барон казался немного удивлённым тем, что посетители прибыли посреди снежной бури. Не знаю уж, как я выглядел в тот момент, скорее всего как замёрзший придурок с дикими глазами. Он с недоумением посмотрел на меня и спросил, "не желаете ли чаю". Я только отходил от мороза, и был всё ещё в полном ступоре, но кивнул и присел за ближайший стол. Барон исчез за дверью, и вскоре снова показался с огромным чайником и множеством чашек и пакетиков с сахаром на огромном стальном плоском блюде.
Откуда-то из глубины здания приволокся похожий на нордического воина плотный мужчина с длинной бородой, и сам объявил о своем прибытии : "Гас". Этот Гас тут же смерил взглядом парочку яппи, которые только что забрели в его владения, полные драгоценных украшений.
Первое, что бросается в глаза во внешности Барона: он выглядит как человек, который прошёл через ад и вернулся живым. Невероятно высокий и ужасно худой, носит тёмные очки в тонкой оправе. Волосы косматые и непослушные, но всё время, что я общался с ним, большая часть его гривы была спрятана под маленькой шерстяной шапочкой. Улыбка чуть шероховатая из-за морщин, и заметно, что он - очень мягкий человек. За годы общения с людьми я подметил, что те, кто прожил такую жизнь, которую себе даже вообразить сложно, которым довелось хлебнуть дерьма и ссать собственной кровью, - вовсе не психопаты в общении с другими людьми, напротив, они невероятно мягкие, как будто чтобы компенсировать весь остальной опыт. Сперва я даже не знал, что сказать. Мне не хотелось, чтобы он принял меня за сумасшедшего пан-рок фэна, который проехал полмира, чтобы его увидеть. Я не был уверен в том, насколько серьёзно он воспринимал свою жизнь в панк-роке теперь, когда он был кузнецом, и представлял ли он себе, что музыка его бывшей банды - музыка отчаяния, - изменила жизнь многих людей. Знал ли он, что мы пели "Arise" из самого глубокого и самого тёмного подземелья тюрьмы Филадельфии, когда у нас практически не было надежды на то, что нас освободят? Знал ли он, что, когда мы запрыгивали в поезда в северной Канаде в самые суровые морозы, мы пели друг другу "The Darkest Hour", чтобы не дать нашему духу остыть, когда засыпали, возможно, для того, чтобы никогда уже не проснуться. Мог ли он понять, что мы слушали "Chain Reaction" снова и снова, когда ехали сквозь горы Мексики на помощь партизанам в масках? Мог он себе представить, что мы прятались в роскошных отелях, напевая без слов "Drink and Be Merry" всё ночь напролёт, надеясь на бесплатный завтрак утром? Мог ли он понять, что, когда мы умирали от голода, воровали, мочились с копами и хлебали слезоточивый газ, музыка его банды была самым настоящим саундтрэком? Я не имел представления, что сказать.
Я решил не прикрываться тем, что я повёрнутый на Amebix анархо-панк. В конце концов, на мне не было пирсинга, а моя анархо татуировка была спрятана под одеждой, так что всё, что Барон знал обо мне - это то, что я был ненормальным фэном мечей, а отнюдь не фэном Amebix. Барон знал меня только как какого-то чудака, приславшего ему пару и-мэйлов, и только между делом поинтересовавшегося, не был ли он случайно вокалистом Amebix.
"Честно говоря, Роб, я совсем мало знаю о мечах. Мне бы определённо хотелось иметь клинок, и даже не для себя, а скорее для моих друзей в штатах, у которых сейчас тяжёлые времена. Я приехал к тебе раздобыть меч не потому, что ты - лучший кузнец. Я бы хотел, чтобы именно ты выковал меч для меня и моих друзей потому, что ты пел когда-то в Amebix, а ваша музыка очень много для нас значит".
Я не сказал, что нам нужен был меч для того, чтобы мочить копов. Почувствовал, что это как-то невежливо, что ли.
Когда я упомянул Amebix, глаза Барона цвета воронова крыла загорелись.
"Ааа.. да, Amebix. Я всегда чувствовал, что мы развалились как раз тогда, когда были уже на грани того, чтобы сделать что-то потрясающее."
Я мучился, как бы мне спросить. Как будто встречаешься с кем-то, к кому тебя страстно влекло на протяжении вот уже многих лет, и спрашиваешь в конце концов, что он или она чувствует к тебе. Мне всегда хотелось понять одну вещь: имеет ли панк-рок какое-то значение для тебя спустя десять лет, как твоя банда - а ведь вы жили, питаясь с помоек, полуголодные, постоянно мёрзнущие, воровали и играли самую душераздирающую музыку, какая только может быть, - распалась, у тебя дети, и ты зарабатываешь на жизнь тем, что куёшь мечи? Значит ли он всё ещё хоть что-нибудь? Стоило ли это того, чёрт возьми?
В глазах Барона всё ещё горел свет. "Да, да, мы были совсем близко от того, чтобы сделать что-то потрясающее. Нам не хватало струн, чтобы играть так, как мы хотели. Знаешь же, есть только А и Е"
Об этом я и сам догадывался. "Знаешь, когда мы играли, это не было так уж и хорошо. Вроде, ударь по толстой струне,теперь по этой". Уже практически извиняясь за удаль Amebix, он продолжал: "Музыка возникала сама собой из всего, чем мы жили…" Да, музыка всё ещё многое значила для Барона. Важнее даже, что он всё ещё видел ценность того, чем занимался тогда. Это было в его глазах.
Я стал ему рассказывать о себе, о том, что Amebix до сих пор слушают в штатах, и как их музыка помогала нам остаться живыми в тёмные времена. Он кивал…но как же его занесло после Amebix на Скайе?
"Ну, наши пути разошлись. Знаешь, Спайдер ведь остался прежним - живёт в сквотах, играет в бандах. Я не знал, куда себя деть после того, как мы развалились. Я даже особо об этом и не думал, просто сел на мотоцикл и покатил по Европе. На некоторое время это стало моей жизнью. Потом попал в ужасную аварию и так наебнул себе руку, что больше уже не мог даже водить мотоцикл. Я вообще не знал, что теперь делать, у меня были знакомые чуваки на Скайе - и я отправился к ним пожить".
Так что истории с мотоциклом оказались правдой. Я рассказывал ему о своей жизни, о том, как много значил для меня анархизм, о том, что когда-то проводил всё своё время, только слушая музыку о том, как не прогибаться под богов или господ, а теперь я уже несколько лет так живу. Как их музыка помогла мне понять, что нам грозит всеобщее уничтожение, что оно уже с нами, и принять это как факт, чтобы затем бороться, чтобы его преодолеть. Мы вспоминали старых друзей, нашу жизнь, наши приключения. Тем временем чашки чаю становились всё длиннее и длиннее. Яппи тоже сидели со своим чаем. Я очень вежливо поблагодарил их за то, что они выполнили свою роль - доставили меня сюда, - и продолжал разговаривать с Бароном об анархии. Яппи, которые уже стали понимать, что под маской дружелюбного автостопщика я скрывал свою подлинную личность буйно помешанного анархиста, а этот дружелюбный кузнец оказался замаскированной рок-звездой, - решили не отказываться от этой странной встречи миров, и допив свой чай, и глазом не моргнув вернулись к украшениям.
Вопрос о том, каким образом так круто изменилась его жизнь, о том, какие перемены должны были произойти с Бароном, чтобы он стал кузнецом Робом Миллером, - так и повис в воздухе. То есть, это ведь совсем не то, что большинство людей могли бы назвать нормальной карьерой; консультант по выбору профессии в средней школе не даёт подобных советов.
"Я переделал много паршивой работы, ну, большей частью в барах и отелях. Однажды мне захотелось иметь меч. И я спросил у друзей, где бы можно было его достать. И что… никто не знал, где его можно взять… потому что их больше практически никто не делает. И я решил, почему бы мне самому этим не заняться, тем более что меня интересовало холодное оружие. Но некому было меня научить, поэтому я продолжал работать в отелях, а по ночам самостоятельно изучал ремесло изготовления мечей. Сперва я достал нужные книги и читал их, затем понемногу подсобрал необходимое оборудование, и в конце концов начал сам ковать мечи. На протяжении нескольких лет я просто продавал их у дороги, сделал знак специальный. Честно говоря, это никогда не приносило много денег. Однажды Гэс рассказал мне, что он хочет купить дом под свой магазин, и спросил, как я насчёт того, чтобы присоединиться. Ну, я и согласился".
Да, это правда. Барон самостоятельно научился ковать мечи, всё сам, чёрт возьми. Сделай-сам кузнечное ремесло! Не только это, но и его страсть к изготовлению клинков была похожа на пламя, которое, должно быть, разгорелось из пепла Amebix, - он был охрененно хорош в этом. Мировой класс. Единственный кузнец в Шотландии, он изготовляет свои клинки, не используя современных технологий, только древние и восстановленные им техники. Когда он говорил о мечах, его глаза горели тем же светом, что и когда он вспоминал времена Amebix или свой мотоцикл.
Барон делает не какие-то там фальшивые мечи, его мечи - самые настоящие. Кованые клинки, к которым нельзя прикоснуться. Таким огромным, просто гигантским мечом можно убить человека с одного удара. Я не прикалываюсь - это абсолютно серьёзно. Это потрясает. Он выучился своему искусству от начала до конца, и это - доказательство тому, что, если вы действительно способны бороться, и если вам больше нечего терять, даже мотоцикл навсегда в прошлом, и остаётся только изучать просроченные в библиотеке книги при свете свечей в сквоте на заброшенном острове, - вы можете научиться делать что угодно. Барон - живое доказательство. Он может сделать что угодно, будь то меч, нож, кинжал…. всё. Только попроси.
Вскоре я понял, что моё время истекает... У меня осталось только полтора часа до отправления парома из Амадэйла, и если я не попаду на него вовремя, то застряну на Скайе в снегу, и мне даже некуда будет приткнуться. То есть я сам, своей манией уничтожил для себя вероятность быть снова приветливо встреченным в нескольких местах, куда меня поначалу пустили. Когда я сказал Барону, что мне пора, он улыбнулся и предложил мне домашнее печенье с ореховым маслом. Таинственная женщина появилась из неоткуда, и тут же - куча печенья с ореховым маслом. Это печенье было единственным, что мне перепало съесть за весь день. Теперь, когда яппи свалили, зал "Крепости" превратился из магазина в место для праздника, весёлый скованный снегом островок человечности посреди снежной бури. Я проглотил печенье и в благодарность протянул ему единственную вещь, которую мог подарить. Это была копия "Fighting for Our Lives", от которой, правда, почти что ничего не осталось из-за того абсолютно безумного путешествия с Эваном из Мэлейга на Скайе, - она, как и сам Барон, выглядела так, как будто побывала в аду. Я дал её ему, он изучил её с улыбкой и обещал, что обязательно прочтёт. Он, похоже, волновался за меня, хотя и заметил с юмором, что я, похоже, явно теряю разум, и что моя подруга ждёт меня в баре, где я придушил чувака две ночи тому назад. После быстрой экскурсии по кузнице Барона, которая выглядела как безумное собрание причудливых обрезков металла и наполовину готовых клинков, мы простились, пожав друг другу руки, и я побрёл назад в снег, большой палец вверх.
Встреча с таким человеком, как Барон, придаёт новые силы. Он даёт мне надежду. Столько лет прошло, сколько было поводов для появления цинизма, сколько возможностей продаться и принять капиталистические ценности, или спиться и подохнуть, или просто прекратить бороться, - но он всё ещё здесь, всё ещё остаётся верным. Конечно, он не веган и не политический активист. Но в жизни ведь главное - не выбор какого-то определённого направления для выстраивания образа жизни, подбора фонотеки или осуществления политических побед, или чего-то одного из этого перечня. Настоящая жизнь - это сохранять верность тому, что любишь, и жить жизнью, которую любишь. Даже когда целый мир смотрит на вас как на абсолютно сумасшедших, когда они пытаются вам доказать свою правоту, заставляя выполнять эту ужасную работу, и подыхать от голода, если вы её бросите, пытаясь заставить вас поверить во что угодно кроме самих себя, предоставляя возможность выбора из миллиона различных вариантов потребления и обезболивания, и, - чаще всего - подчинения… даже после всего этого дерьма, когда вы проживаете каждый день с единственной целью - выжить, вы всё ещё способны стоять на своём, живые и непокорённые. Оставаться верным своим чувствам, истории своей жизни, своему прошлому, друзьям, горам, и самому себе - в этом заложен гораздо более сильный смысл, чем во всём том, что я когда-либо слышал на любой посредственной панк-пластинке. Если бы Барон действительно отступился от всего этого, отступился бы от своей музыки и своих слов, если бы он решил, что это было просто глупостью по молодости, или абсолютно бессмысленной тратой времени, если бы он превратился в очередного циничного кузнеца, это послужило бы причиной для очень глубокого разочарования. Но он не сделал этого. Об этом говорит его взгляд. Он всё ещё любил Amebix, мотоциклы, и всё это: голод, холод, анархия - всё это стоило того. Сейчас он занимается тем, что в каком-то смысле так же безумно, как и Amebix: куёт мечи на заброшенном острове в окружении друзей и покрытых снегом гор. Да, это маленький бизнес, но Барон занимается мечами не для того, чтобы делать на этом деньги. Он куёт мечи, потому что ему чертовски нравится это делать. Единственной причиной, которая побудила его самостоятельно выучиться этому ремеслу было то, что он хотел этого, да он и не мог иначе. Барон остаётся верным.
Поэтому есть место надежде. Всё это стоит того, каждый последний момент. Потому что никто не может знать, на чём нам доведётся в конце концов остановится. И к тому, как окончил свой путь Барон, мы можем только стремиться.
Я ни разу не спросил его прямо, можно ли замочить копа одним из его мечей. Однако я сказал ему, что необходимо, чтобы они были очень острыми, и что мы действительно собираемся их использовать, и что мы анархисты. Барон улыбнулся, и ответил на все мои вопросы, включая те, которые я ему никогда не задавал.
Теперь путь продолжается вечно…и солнце всегда будет светить…однажды мы будем вместе…когда пересечём последнюю черту…и если я направлюсь к тебе… когда всё будет сказано и всё будет сделано, встретишь ли ты меня на другой стороне, за семь миллионов миль от солнца.
- The Amebix "SevenMillions Miles from Sun"
